Но какова связь между контрабандистом-самоубийцей и успешным предпринимателем? Связь прямая: в Финляндии Агафон Карлович оказался именно благодаря Пуккила…
Начало конца
Февральская революция нанесла серьёзный удар по бизнесу Карла Фаберже. Глава фирмы попытался выставить счёт Александру Керенскому, но тот оплачивать заказы царской семьи не пожелал. Однако покидать Россию Фаберже и его сыновья не торопились: они не предполагали, что утрата статуса «поставщика двора Его Императорского Величества» – лишь первый сигнал надвигающейся катастрофы. Октябрьский переворот обернулся для них утратой практически всего имущества. Не спасло даже то, что большую часть ценных вещей взяли под защиту норвежская дипломатическая миссия в Петрограде и Датский Красный Крест, – сокровища бесследно исчезли. Затем последовали обыски в здании фирмы на Большой Морской улице. Одних только ящиков с серебром, принадлежавших Агафону Фаберже, было конфисковано около четырёх десятков.
В 1918 г. Агафон, полагая, что большевики не останутся у власти надолго, рискнул заново открыть антикварную торговлю в своём магазине в доме № 16 по Большой Морской. Дело того стоило: ведь теперь он мог почти за бесценок скупать предметы искусства – картины, ковры, мебель, литье. (По словам старшего брата, Евгения, Агафон в фирме отца на роль дизайнера не претендовал, рисовал лишь изредка, а больше был известен по коммерческой части и как большой знаток драгоценных камней.)
Но наслаждаться размеренной жизнью владельца солидного антикварного салона ему пришлось не долго. Расследование дела о приобретении коллекции датского посланника Харальда Плума (Агафон был одним из её оценщиков) завершилось одиннадцатимесячным тюремным заключением – по тем временам срок немалый…
Обретя свободу, Фаберже нашёл приют у Марии Алексеевны Борзовой, бывшей бонны своих пятерых детей от первого брака. Спустя четыре года у них родился сын Олег.
Борьба за выживание
Выход на свободу был равноценен для Агафона Карловича выходу на гигантскую ярмарку антиквариата. Удержаться от соблазна душа коллекционера не смогла. За возможность пополнения своих коллекций он готов был служить и дьяволу (впрочем, за немалую мзду) и без колебаний согласился работать в Москве – в Гохране оценщиком бриллиантов и иных ценностей, конфискованных советской властью. В 1923 г. Фаберже становится уполномоченным Гохрана по Петрограду, совмещая свои обязанности с торговлей антиквариатом. Вероятно, конкуренция с советской властью в этой прибыльной сфере и привела к очередному, на этот раз девятимесячному, тюремному заключению Агафона Карловича.
О том, он был весомой фигурой в области торговли произведениями искусства, свидетельствует и беспокойство, которое проявил Эммануэль Нобель, пытаясь выяснить судьбу арестованного.
Судя по всему, после ареста 1924 г. собранная Агафоном коллекция произведений искусства в распоряжение советской власти не перешла. Однако финансовое положение Фаберже оказалось подорвано. Через несколько месяцев после выхода из тюрьмы у него не нашлось средств даже для того погашения долга по квартирной плате. Правда, последний был огромен – около 3000 рублей (для сравнения: посланник Финляндии Антти Хакцель, речь о котором пойдёт ниже, снимал в Москве квартиру с подсобными помещениями по 75 червонцев за полгода).
Пришлось переехать в пустующую квартиру коллекционера Осипа Браза – одного из самых известных в России экспертов по европейской живописи. На тот момент Браз находился в лагере на Соловках, а его богатейшая коллекция перешла в собственность государства. (Любопытно, что через каких-то пару лет оба оказались за границей, только Браз получил разрешение эмигрировать во Францию, тогда как Агафону Карловичу пришлось тайком бежать в Финляндию.)
Стратегия и тактика
Дальнейшее пребывание Фаберже в Советской России не только особых благ, но и просто спокойной жизни не обещало. Не последнюю роль в решении Агафона Карловича покинуть страну сыграла и сравнительная лёгкость пересечения российско-финской границы (что не было тайной ни для кого), к тому же денег для этого требовалось не так уж много. Ведь и брату Александру в своё время удалось перебраться через Финляндию во Францию! Родственников в Суоми у Агафона Фаберже не было, поэтому требовалось заранее озаботиться созданием условий для достойного проживания семьи на новом месте.
Сначала он попытался легально переправить жену и сына, благо в то время сотни ленинградцев ежегодно получали разрешение властей на поездку в Финляндию для решения наследственных дел. Логичнее всего было воспользоваться тем предлогом, что в Финляндии осталась часть наследства недавно умершей матери Агафона – Августы Фаберже. Однако в 1926 г. власти отказали «жене спекулянта антиквариатом» Марии Борзовой в разрешении на выезд.
При разработке нового плана Агафон Карлович, стремясь исключить риск хотя бы на первой стадии его осуществления, проявил исключительную изобретательность. Во-первых, деньги за помощь в переходе границы финские контрабандисты должны были получить не от него, а от Виктора Аарне, одного из старых сотрудников отцовской фирмы, жившего в Выборге. Во-вторых, Фаберже съехал с квартиры на набережной Мойки и перебрался вместе с семьёй в Царское/Детское Село (да и там, в сущности, не жил, под разными предлогами оставаясь на ночлег у знакомых, в то же время распуская слухи о предстоящей поездке на Кавказ ради поправки здоровья супруги). В-третьих, дружба с посланником Финляндии Антти Хакцелем (оба занимались не только коллекционированием, но и скупкой антиквариата, а у Хакцеля была даже налажена европейская сеть по реализации товара) позволила переправить в Финляндию по дипломатическим каналам немало вещей, а, главное, крупнейшую в мире коллекцию земских марок.
Годы спустя сын Агафона Олег вспоминал: «С любезной помощью наших друзей нам удалось вывезти в Финляндию самые редкие марки из коллекции отца, несколько ценных вещей и кое-что из обстановки нашего последнего дома в Санкт-Петербурге. Некоторые из наших вещей нам привозили, когда мы уже жили в Финляндии, причём часто с большими интервалами, привезти их могли лишь те, кто приезжали в Финляндию в отпуск, или, отслужив за границей, возвращались на родину».
Заметим, «нескольких ценных вещей и кое-чего из обстановки» явно не хватило бы на роскошный дом на острове Брендё, на автомобиль, на путешествия по всей Европе. Но Олег Фаберже не хотел распространяться на тему, откуда у отца такие средства…
Прощай, Страна Советов!
Летом 1927 г. сорвались одна за другой три попытки побега. Лишь в декабре семейству Агафона Фаберже улыбнулась удача.
Путь в стужу по заснеженному льду Финского залива был трудным. Не обошлось без неприятностей. В районе Кронштадтской крепости, между Северным фортом и берегом Лисьего Носа, беглецы наткнулись на пограничников. Последние попытались задержать странную группу из трёх возчиков и трёх пассажиров, передвигавшуюся на финских санках-толкачах. Произошла перестрелка, но нарушителям удалось прорваться. Только по прошествии нескольких месяцев ОГПУ удалось выяснить личности тех, кто перешёл границу. «Толкачами» финских санок были граждане Финляндии Петр Пуккила, Андрей Кавронен и Адольф Лайхинен. За доставку своих «пассажиров» на территорию Финляндии они получили 30 тысяч финских марок.
В Советской России Петр Пуккила был известен как «один из наиболее опытных разведчиков финляндских и английских разведывательных органов в Финляндии», а его сотоварищи – как бывалые контрабандисты. Насколько ценны были сведения, доставляемые Пуккила из России, судить трудно. Известно лишь, что основным его заработком оставалась все-таки контрабанда, а не шпионаж. Если в Россию Пуккила доставлял в основном «бытовую» контрабанду, то в Финляндию нередко перевозил и предметы искусства. Кое-кто из финского консульства знал его лично.
Бывали случаи, когда в Петрограде его задерживали милиционеры, но после уплаты штрафа отпускали: «бытовая» контрабанда была настолько распространена, что до тюрьмы дело не доходило. Не повезло Пуккила лишь в 1922 г., когда его осудили на пять лет строгого режима, однако не отсидел и года: сидельцев в камерах было много, поэтому он был выпущен до срока так называемой «разгрузочной комиссией».
В конце зимы 1928 г. Пуккила угораздило заблудиться и выйти прямо на штаб советского 7-го погранотряда ОГПУ (переходить по отлаженному маршруту, памятуя о декабрьской перестрелке, он тогда не рискнул – и прогадал). Перспектива быть обвинённым в контрабанде и в переправе в Финляндию семьи Фаберже его не пугала – он подробно рассказывал об этом во время следствия. Свести счёты с жизнью его заставило, скорее всего, другое: ОГПУ стало известно о работе Пуккила на одного из самых опасных, как считали советские компетентные органы, финских разведчиков – эмигранта Петра Соколова.
Эпилог
Агафон Фаберже, как считали в Ленинграде, также являлся осведомителем финской и английской разведок. Его тесные контакты с Антти Хакцелем (не будем утверждать, что Агафон Карлович водил знакомство с петербургским стряпчим Хакцелем ещё до революции, но, по крайней мере, уже в 1922 г. они были знакомы) и рядом сотрудников финского консульства были хорошо известны. Впрочем, Фаберже и не скрывал своих визитов в консульство: туда часто захаживали многие торговцы антиквариатом.
Интересно, что ни один член семьи Агафона Фаберже не получил финляндского гражданства. Ежегодно, вплоть до конца Второй мировой войны им приходилось продлевать так называемый нансеновский паспорт, указывая в анкете имена лиц, которые могли бы выступить в качестве гарантов их благонадёжности. Из года в год таким гарантом выступал Антти Хакцель. Деловые отношения между Фаберже и Хакцелем оборвались лишь в 1946 году со смертью последнего: он так и не оправился от удара, случившегося у него, когда в сентябре 1944 -го он в качестве премьер-министра прибыл в Москву и узнал условия перемирия…
А. Рупасов, А. Чистиков 01.10.2008
По материалам журнала STOP in Finland